Топ 3 статей
У казахов действовал закон степной демократии. Хан, правитель избирался, его власть была основана на личном авторитете, а не праве наследования или богатстве. Хан должен был служить примером, в ту эпоху это означало показать себя настоящим воином, батыром. Ценилось не просто слово, а слово, подкрепленное делом.
Прозвучало пожелание… вырезать из художественных фильмов откровенные сцены и сцены жестокости
Особенно тяжело кардинально меняться людям с устоявшимся укладом жизни, имеющим авторитет и статус.
Реклама
|
Культура: Сердечные муки / №7 январь
Казалось, все так просто: приедет режиссер из Москвы, поставит спектакль по своей же пьесе с заковыристым названием «Пожар в сумасшедшем доме во время наводнения», а мы оценим иной стиль, сравним с предыдущей премьерой (кстати, тоже российского мэтра, Романа Виктюка) и решим – привносят что-то радикально новое и интересное в алматинский театр московские режиссеры или нет. На деле же получилось все по-другому. Если в первой половине спектакля зрители наблюдали за ситуацией, в которой оказался главный герой, то после антракта уже, затаив дыхание, гадали – как разрубится непростой клубок отношений.
Кстати, тот самый московский режиссер и автор пьесы – на самом деле бывший алматинец Владимир Еремин, работавший на сцене лермонтовского театра. Он и теперь с удовольствием возвращается в Алматы: здесь остались его друзья и самые теплые воспоминания. Уезжал Еремин дважды. Сначала, чтобы попытаться поступить в один из театральных вузов Москвы, но после школы-студии МХАТ приехал назад, потому что прекрасно понимал – здесь можно будет наиграться вдоволь, а не сидеть на голодном пайке в ожидании роли. Так и получилось. Спустя шесть лет Еремин уехал в Питер к режиссеру Петру Фоменко. До настоящего момента успел сменить несколько театров, открывал собственную кинофирму, продюсировал, снимался, писал сценарии. Пьесу «Пожар в сумасшедшем доме во время наводнения» планировал поставить в Москве со звездным составом, но что-то не срослось, так что алматинцы первыми увидели ее воплощение.
Сюжет «Пожара» настолько фантасмагоричен, что кажется, мог бы затмить линию любви в этом спектакле, если бы она не была так тщательно выписана и воплощена. Все начинается с того, что главный герой Феликс просыпается от звонка представителя фирмы «Харон». Приятный, чуть заикающийся голос напоминает ему, что Феликс подписал договор с фирмой и по сути нанял себе киллера. Договор – в кармане пиджака, сумма прописью – в углу бумаги. Как раз деньги, вырученные за квартиру. Теперь у Феликса не только болит голова от вчерашнего кутежа – он еще и бомж в ожидании убийцы, и человек, потерявший жену и любимую. В этот момент в его квартиру и врывается молодая особа, соседка с другого этажа, точнее с иной планеты – Ника. Пока все поверхностно – затертые остроты в духе времени, вялые препирательства, возможность рассмотреть оформление сцены. Но действие закручивается как тугая спираль. Возвращается любимая Марина: она не готова бросить мужа и сына, но не хочет терять и приятные отношения. Появляется случайный знакомый Ники и все становится с ног на голову. Новый кавалер, веселый пошляк, оказывается мужем Марины. Он не вызывает Феликса на дуэль, не ставит ему как в кино фингал, а разыгрывает свой фарс, чтобы не потерять жену. Получается настоящая симфония любви – страдания Феликса, агония мужа, буря сына. А тут еще все начинают догадываться, что случайная ночная гостья успела влюбиться в Феликса. От густоты чувств становится трудно дышать не только на сцене, но и в зале. И становятся понятны слова Еремина о том, что удивить в театре сегодня можно только жизнью человеческого духа. Новации внешнего толка – декорации, спецэффекты такого следа не оставят. «Меня можно удивить только одним: как на моих глазах актер проживает человеческую жизнь», – говорит Владимир Еремин. Что и получилось. Впрочем, отсутствие модного шокинга не означает старомодность. При вполне лаконичном оформлении сцены используются и экран с проекцией изображения ночной Москвы, и выход актеров в пространство зала, и натуральный дождь. Вот только начинка у спектакля получилась не то чтобы старая, скорее вечная – о любви во всех ее ипостасях. О том, что ничего не изменилось со времен Шекспира, о том как мы приручаем друг друга и причиняем боль, и о том, что без этой боли жизнь наша пуста и засушлива...
|
|